Начало игры.
Он любил машины, полюбил с их создания. Он помнил, с каким шумом можно было прокатиться по мощенной камнем дороге, пугая прохожих и уличных собак. Старики кидались в железного монстра, чем под руку попало, и сразу принимались креститься, а дети восторженно шептались вдали, побаиваясь, как бы кто не услышал из взрослых. Скорость тогда была черепашья в сравнении с машиной двадцать первого века, но это не мешало с восторгом и замиранием переключать металлические рычаги. Он всегда разгонял машину до предела, но сейчас ехал медленно, то и дело мимо него мчались гудящие разозленные медленностью водители других авто и крутили ему у виска, когда ровнялись с ним на обгоне.
Ему было все равно. Он боялся, он не видел ее несколько веков. Ни жажда встречи, ни тоска по ее улыбке не могла все же побудить его надавить на педаль. Информация о том, где найти ее, стоила ему краткое мгновение саднящей боли суставов в ладонях и известия о том, что он вернулся. Это не было хорошей новостью, Старшие могли не очень уж этому и обрадоваться. Слишком внезапно он ушел, оставил клан после его разгрома, это могло стоить ему в будущем жизни.
Тит знал, сестра порвет его на месте, даже не даст  молвить слова, и ему очень повезет, если это будет не так. Он точно знал, что к нему не бросятся на шею, не скажут как скучали. Авилия была не такой. Тит понимал, как никогда сейчас, чего он хочет, была вера, что постарается, во что бы то ни стало, добиться этого. Но также представлял, что слишком сильно замечтался в свое отсутствие.
Судя по карте, он был совсем рядом. И чем ближе он был, тем сильнее душа или что там от нее осталось, трепетала как у маленького ребенка перед близостью дня рождения, когда уже вот-вот дадут ему его подарки и будет можно их развернуть. Тит искал слова, но не мог подобрать. Он мог сказать только, как скучал, как сходил с ума, но не мог, ради нее не мог быть рядом. Он верил, что она поймет его, пусть не сразу, но постарается. Поймет почему не получала известий, подарков и просто привета. Хотя в его багажнике лежал чемодан с письмами. А в кармане давно изготовленная деревянная игрушка ждала свою хозяйку. Каждая вещь создаваемая им несла в себе такой четкий отпечаток его воспоминаний о сестре, что ауру могли чувствовать одаренные смертные, наделявшие сразу такую вещь душой и говоря о том, что наверняка у ее владельца была сложная и яркая жизнь, хотя никакой жизни давно уже не было несколько тысячелетий.
В его отсутствие многое изменилось, менялись времена, и он боялся не узнать Ави, когда увидит ее, хоть и понимал, что став вампиров тогда, она уже никогда не изменится. Интересно ходила ли она в школу, ведь так заманчиво поучиться с новым поколением, что теперь она любит…
Правда, их взгляды на людей теперь отличались очень сильно. Он жил среди них, любил их искусство, религию, науки и все, что изобретали их пытливые умы, хотя в чем-то с каждым новым изобретением они возвращались в прошлое, далекое, бунтарское. Каждое новое поколение было отвязнее и шумнее предыдущего. Его любимой эпохой был расцвет средневековья, пускай точные года он и не мог сейчас припомнить, но он отчетливо как сейчас видел перед собой пышные балы, великолепные убранства, граничащие с грязными помоями простых улочек.
Из-за кроны деревьев уже виднелась крыша усадьбы. Тит сделал усилие и все ж добавил скорости. Он чувствовал ее. Ощущал неуловимый аромат ее кожи. Остановив машину, вампир неспешно направился ко входу. Каждый шаг давался тяжело, словно ноги залились свинцом, а он будто не был настолько сильным, что мог просто воспарить на встречу к неизбежному.
Он толкнул дверь, легкий ветер растрепал его волосы.
- Авилия! – его голос раздался в тишине дома, но он знал, она здесь, и она знает, что он пришел.

Он вздрогнул, когда услышал ее голос. Так непривычно, ему казалось, что если, еще немного, хотя б будет отсутствовать, то сможет забыть его. С другой стороны Тит в это не верил, разве возможно забыть мелодичный звонкий смех или ее обидчивое бурчание маленького ребенка. Но сейчас вампир чувствовал, словно на него выливают и продолжают лить серную кислоту, которая въедаясь, уничтожала все телесное пытаясь пробраться внутрь и изничтожить все и там. Столько желчи и язвительности было в ее тоне. Тит не видел Авилию, но четко представил, как ожесточенно губы по очереди выстреливают словами как ядом.
Почему прожив на земле более тысячу лет, ты все еще уподобляешься глупым низменным чувствам, таким как обида, злость, ненависть и гордыня. Почему нельзя просто честно сказать и сделать то, что на душе. Зачем прятать это? Ты вечен, ты проходишь сквозь века дальше. Пора бы понять, что это все не приводит ни к чему хорошему. Так можно ранить, словом можно убить, хорошо, что вампиры не подвержены инфаркту, а то добрая треть явно бы давно сгинула. Почему когда ты бессмертен ты становишь только жестче, прячешься от всех внутри себя. Что за странная глупость не свойственная как таковым высшим существам. Мир и наслаждение гармонией видно на всей планете и во всем мире любил только Тит.
- Так вышло – он шел по направлению, откуда донесся голос. – Но мы можем пообедать, хотя сейчас скоро уже будет ужин. – его голос звучал тихо, мирно и даже грустно. Он не вкладывал в интонацию какое-то значение, скрытый смысл. Он всегда говорил спокойно, боясь придавать голосу краски, ведь кто знает, как его услышит и поймет твой собеседник.
Тит остановился. Все те же хрупкие плечи с выступающими косточками, тонкая талия. Она всегда была тонкой и хрупкой, иногда казалась ему болезненно худой, но не они выбирали себе свою жизнь на тот момент, как и сейчас. Ее волосы золотисто пшеничного оттенка кудрями  обрамляли тонкие черты лица. Ему нравилось гладить и перебирать эти локоны, мягкие и легкие. Его взгляд остановился на губах. Внутри что-то сжалось, и сжалось не по-братски. Тит быстро переместил взор на глаза. Темные, далекие и закрытые для него. Авилия не изменилась, да и не могло этого случиться разве что внешне, за внутреннее, он был меньше уверен, вспоминая последние дни, когда они были вместе.
Рутул заметил напряженную руку и вазу, парящую над фортепьяно. Но мысль о том, что сий объект предназначен ему, быстро сменил вопрос.
« - Стоп, фортепьяно? - » он был удивлен. Удивлен весьма искренне. Возможно, сестра все ж полюбила что-то, пока его не было. Раньше она больше любила лениться, чем учиться чему-то новому. Но если она видела, что кто-то делает что-то превосходно, она старалась изо всех сил его превзойти. Это был единственный стимул к ее знаниям.
- Поставь хрупкий предмет, прошу – Тит вздохнул – Ваза не виновата, что я вернулся.. –
Он заставил свое тело повиноваться ему и двинулся вперед. С каждым шагом расстояние сокращалось. Ему казалось, что все длится вечность, но едва прошло пару минут после слов Ави. Его рука легла на плечо сестры. Легка ткань разделяла его от возможности ощутить бархатную светлую кожу. Он ждал, ждал чего угодно, ему было все равно. Только дайте хотя бы сейчас насладиться мгновением.
Другой рукой, что была в кармане, он сжал вырезанный давно подарок на день рождение Ави. Перед ним разворачивались одинокие вечера, проведенные за тесаком и деревяшками. Он вспомнил, как когда ему что-то не нравилось, он уничтожал всю кропотливую работу один движением без единого сожаления. Он прикрыл глаза.
Вокруг словно все качнулось и стало приобретать другие формы. Стулья и мебель стали более похожи на причудливые старые дубы с огромной кроной тянущие свои ветви к земле от тяжести. За несколько секунд Тит и Ави оказались уже в темном саду. В саду перенесенным сознанием из прошлого, где Рутул первый раз пытался сказать, что чувствует на самом деле к сестре. Но вряд ли та поняла, что он имел в виду и пытался ей объяснить. Ваза приобрела образ выходящей из-за листьев луны. И можно было только опасаться пуфика от фортепьяно, ставшим скамьей.

Обман, он ее обманывал... Ави была и оставалась неизменной представительницей женского пола. Переложение вины и ответственности – любимейшая из внутренних женских игр, конкурирующая разве только с игрой в «какая я несчастная». Перекладывая, они всегда найдут моральное оправдание тому, почему все не так и все срывается, и самобичевание отменяется. Тит понял эту истину уже на двухсотом столетии жизни, когда четко наблюдая смену эпох, не заметил перемен в людях. Мысли, которых были как камни на пляже, только кто-то уносил горсть, а кто-то забивал ими карманы, но никто не знал, что они были, и будут всегда принадлежать вечному океану. Однако Тит заметил, что понимает сестру, и возможно даже поступил бы также, покинь его сестра на пару тысячелетий.
-«А разве все было плохо?»– но чувства все равно были задеты, - «Ты получала все самое лучшее всегда и везде, и это касалось не только статичных движимых и недвижимых предметов.»–
Он понимал, что в равней степени как она его любит, так она его и ненавидит. Каждому хорошему чувству и понятию обязательно сопутствует его темный двойник, тень, внешне похожий, а порой даже более яркий. Улыбке – усмешка, терпимости – равнодушие, и список был бесконечен. И чем важнее чувство и главнее, тем больше у него теней.
Вампир смотрел на изгибы тела то теряющегося то появляющегося среди деревьев, смотрел на распущенные волосы отливающие серебром, а не привычным золотом. Как ни странно они были схожи во всем кроме цвета волос, брат был темным, сестра ж светлой, хотя на деле порой, кажется, что темный как раз таки самый младший потомок Рутул. Он тяжело вздохнул. Не любил парень все эти игры и уловки, ему проще было молчать с чужими, и радоваться или грустить с близким, правда последнего его память не припоминала давно. Хотелось сжать сестру покрепче, стиснуть, что есть сил и тряхнуть хорошенько, будто от этого старый механизм наладиться и все станет как прежде.
-«Не знал, что тебе не нравится это место, и даже интересно почему?»- ведь часто он ее заставал с книгой в своих мыслях в тени дуба, что возвышался над остальными деревьями и прятал свой ствол под тяжелой кроной. –«Но так и быть, я припомню еще кое-что…»-
Мгновение, и деревья стали сворачиваться, словно изнутри приобретая очертания огромных сухих потрескавшихся валунов, трава сменилась жестким щебнем. Луна обернулась палящим солнцем, в одну разницу с тем, что кожа вампиров не светилась как при настоящем дне. Они стояли на краю обрывка, которого каймой опутывала щуплая тропа, ведущая к основанию горы, а рядом вместо фортепьяно валялось тело. Один неверный шаг и ты летел в объятия покоя. Соответственно местные жители не оставили это место в покое не наделив ее своей историей. Историей романтичной как всегда и весьма печальной. Но не в этом была суть места. Тит тщательно копал в своих воспоминаниях, и это он думал, сможет задеть и разбудить что-то в сестре. Утихомирить гнев и добраться до того ребенка.
Прошло около пятидесяти лет с моменты их укуса. Они еще не знали: зачем - к чему - почему, но уже стали мириться с опьяняющей жаждой к животным убийствам себе когда-то подобных людей. Они заметили, что не стареют, а по меркам древнего Рима уже в двадцать Ави была б немолодой женщиной, а Тит и во все в свои годы слыл бы стариком. Но характеры еще не успели измениться, сестра была беззаботной девчонкой, а брат добрым и открытым парнем к ней.
Авилия была более жадной до убийств, делала это более хладнокровно, словно мстила каждому за что-то, и порой ужасая Тита в глубине души. И в этот раз, повстречавшийся путник на дороге, уже валялся рядом, а девушка стояла рядом и как-то обиженно смотрела на быстро стынувший труп. Рутул младшая с таким ожесточением еще пару минут назад раздирала ему горло, что накопленный в парне ужас выплеснулся наружу. Он впервые накричал на нее, оторвал от тела и с небрежностью швырнул в сторону. Она смотрела на него, как смотрят дети сломав что-то дорогое принадлежавшее родителю, сломав нечаянно и не чувствуя вины, не понимали за что их так не справедливо обижают. На ее губах еще поблескивали остатки крови, Тит подошел и виновато стер их пальцем. В его глазах была мольба о прощении и раскаянии, он и сам не понимал, что нашло на него.
«-Я не обижаюсь больше, и никогда не смогу на тебя обижаться долго. Я не смогу тебя ненавидеть или злиться на тебя. Никогда!»- она сама была так перепугана состоянием брата, что тут же принялась его обнимать и утешать.
-«Обещай!»- шептал он –«Обещаю!»
Рутул встряхнул головой отгоняя воспоминания. –«Что скажешь?»-

Тит смотрел на нее в упор. Разглядывал, запоминал,  пытаясь запечатлеть новый образ своей сестры, живущий в этом веке. Ему так бы хотелось посмотреть, какой прекрасной она была, например, в эпоху ренессанса, он точно знал, что Ави являлась самой восхитительной красивой гостьей на балах. Хотя ходила  ли туда сестра или нет, он не знал.
Лишь  в начале двадцатого века, он видел фотокарточку с младшей Рутул. Это был один из немногочисленных раз, когда вампир посещал Румынию, мало того раскрыл своему «заказному» воришке все тайны их древнего рода для успешной работы и расплатился после всего смертью, дабы никто не узнал. Рутул хранил в памяти образ с карточки и теперь сравнивал, отмечая про себя, что такая, какая сестра сейчас ему роднее и ближе.
Тит заметил, что своими действиями ему удалось смутить вампиршу, а может лишь хотел в это верить. Последние годы пока он еще жил в клане, Тит все чаще не мог предугадать мысли или настроение Авилии. С каждым днем он ощущал возле себя чужое новое и непонятное существо. Ему становилось иногда страшно, и его разум предпочел отговориться для самого себя, что очень устал. Но сейчас  уверенность возросла как никогда. Вампир был настроен понять стоящую перед ним девушку до конца, ведь не может так случиться, что две родные изначально при жизни души стали дуг для друга недосягаемы.
Он замел, как сестра сделала шаг, а может это просто снова мираж. Хотя, что это за феномен ему было известно, сильное желание видеть то чего нет, видеть или слышать, но не иметь возможности ощутить физически. Он жаждал про себя видеть, как она пойдет к нему на встречу и обнимет его, скажет, что все хорошо. Мысли пронзила неприятная боль, оставившая след памяти на его щеке. Тит машинально хотел потереть место ушиба, но стоял, замерев перед взглядом Авилии. Рутул не заметил, как она оказалась так быстро подле него, потерявшись среди своих переживаний и мечтаний.
Будь он человеком, от перенапряжения, скорее всего б заработал нервный тик или обморок, но его охватило другое чувство, легкое и воздушное, когда две невесомые руки обвили его шею, заставляя слегка склониться вниз. Он чувствовал, как вздымается от дыхания прижатая грудь, как щекотят кожу пушистые золотистые локоны. Обняв сестру за тонкую талию, Тит сильнее прижал ее к себе.
Его пьянил аромат, исходящий от Ави, холодное дыхание. Он мог бы стоять так вечность, но его разбудило легкое прикосновение губ. Тит улыбнулся.
- Поможешь мне разобрать вещи? – Рутул старший виновато посмотрел в пол, - мой дом еще не  готов, - ему не хотелось ее стеснять своим присутствием, просто купил рядом полуразваленный особняк еще год назад, но его так и не успели отстроить.
В то же время комната, в которой они были, снова приобретала родные для себя черты. Пианино, зеркала, стулья, только ваза покоилась в виде осколков на полу, забытая в подвешенном состоянии несколько минут назад.
- Мне стоит отпустить тебя, иначе от радости я сдавлю тебя еще сильнее, ты окажешься под угрозой сломанных ребер – Тит, широко улыбаясь, опустил руки.
Он давно не был так счастлив, и все отдал б лишь это не закончилось больше никогда.