Совет. Совет - это словесные баталии, между Аро и Кайусом. Вечно противостояние. Вечное стремление высказать свое мнение, которое никогда ничего не изменит. Но это будет продолжаться. Это будет происходить каждый день. Чисто из принципа. Из такого простого и заманчивого принципа, который никто никогда не отменит. Зачем? Ведь тогда будет трудно придумать оправдание почему это было сделано или зачем это было сделано. Ответ же так и напрашивается. Чисто из принципа. Хотя. Хотя, его ещё надо найти. Найти именно тот принцип, который будет трудно оспорить, который нельзя будет ничем заменить. В их же ситуации его искать не надо. Он есть и его никто не отменит.
Совет закончился час назад. И этот, битый, час он стоял в коридоре замка и смотрел на прозрачное стекло. Он не устремлял взгляд вдаль. Он ничего не искал за окном. Он просто пронзал стекло своим холодным и разочарованным взглядом. В комнате его ждала жена. Она всегда его ждет. Всегда ждет его выплескав гнева. А гнев такой чистый, такой не поддельный и такой утонченный.  Его он никогда не может подделать, лишь только скрыть. Скрыть от других. Показать на сколько они хорошая пара. На сколько у них все идеально. Ведь не надо, чтобы другие лезли в их отношения и доказывали те вещи, которые вообще не уместны. Кайус отошел от окна и доли секунды думал в какую сторону ему идти. Он понимал, что Афенадора будет долго ждать. Ждать столько, сколько понадобиться. Поэтому он пошел в противоположное направление...
Через десять минут двери в их общую спальню распахнулись и Кайус втолкнул тележку с посудой. Он толкнул её с такой силой, что тарелки с жалобным стуком удержались на столешнице. Он посмотрел на жену и миловидно улыбнулся, взяв одну тарелку. Через несколько секунды фарфор соприкоснулся с полом и осыпал ковер мелкими осколками. Кайус продолжал миловидно улыбаться Афене и с некой язвой и злобой проговорил слова.
-На счастье. Нам же его так не хватает, правда дорогая?-он тихо закрыл двери. Но не торопился поворачиваться к Афене лицом. Как же ему сейчас не хотелось причинять ей боль. Как же не хотелось на ней вымещать свою злобу. Но если он это не сделает, значит будут вопросы связанные с его состоянием. Ведь так не может быть, чтобы он спокойно вошел в спальню после собрания. Ведь так не может быть, чтобы он спокойно поговорил с ней наедине. Кай резко развернулся и посмотрел на жену холодным взглядом, в котором было все, в котором было ничего. Он взял ещё одну тарелку и метнул её в стенку. В стенку, у которой стояла Афена. -Какая же жизнь без счастья? Надо его побольше набрать, чтобы потом хватило надолго.
Кайус оттолкнул стол и тарелки оповестили о "мягком приземлении" на ковер. Теперь ковер был украшен белыми осколками, которые наровились впиться в чью-либо плоть. Вампир подошел к ней. Подушечки палец скользнули по её холодной щеке.
-Дорогая. Почему ты оставила меня одного?-его голос был пропитан злостью, холодностью и равнодушием. Как же он мог скрывал за ним. И опять же, чисто из принципа. Не было никакой существенной причины, которая могла бы объяснить его поведение с Афеной. Он сам себе не мог объяснить почему он ведет себя с ней именно так.

Нет. Не так он хотел провести с ней очередной вечер в этом замке. Не так он представлял вечер рядом с ней. Не так он хотел войти в эту комнату. Все не так, как он хотел. Ему просто напросто хотелось обнять её, прижать к себе и забыть. Забыть обо всем, не стремясь возвращаться к прошлому, которое все чаще и чаще только угнетает и не приносит ничего интересного. Ему хотелось взять её за руку и пойти прогуляться по двору замка, под тусклым лунным светом. Поговорить с ней о странных и не понятных никому темах, которые будут ясны и понятны только им. Они же как создания из другого мира. Их отношения никто понять не может. Их отношения для каждого будут загадкой, потому что никто не сможет узнать, что именно Кайус испытывает к Афенадоре. Эти приятные, нежные чувства, которые греют его мертвое сердце. Эти ласковые и нежные взгляды, которые скрыты за холодностью и равнодушием. Он любил её и будет любить. Но любовь будет похожа на слабого зверя, которого заточили в железную клетку и накрыли плотным темным материалом, что даже не пробивается свет сквозь узкие щели.
Её прикосновение. Они такие нежные, приятные и прохладные. Хочется улыбнуться милой, добродушной и нежной улыбкой, но вместо это он скалится. Скалится как голодный зверь, которому не дали толком поохотиться. В глазах зарождается новый порыв злость и колкости. Мышцы во всем теле никак не могут расслабиться, с каждым новым порывом они все сильнее и сильнее напрягаются, отдавая болью. Такой глухой болью в разных уголках тела. Но не обращает на это внимание. Он привык. Слишком быстро, слишком просто. Как же хотелось на её слова сказать такой простой ответ. "Мне просто приятно, когда ты находишься рядом и чувствую пустоту внутри, когда ты оставляешь меня одного." И пускай он остается вместе с другими вампирами, когда супруга уходит. Они были всегда рядом, но пустоту смогла заполнить именно она.
-Супруга всегда должна быть рядом с супругом, пока он не дал ей согласие на то, чтобы она покинула "мероприятие" первая.-сколько же тепла и слов "прости" билось за холодной стенкой колкости. Сколько всего пыталось выбраться из-за этой злобы и выбраться на поверхность. Внутри шла очередная борьба, в которой никто не выиграет, потому что нет цели, к которой надо стремиться.-И не важно, что других не было. Ты есть ты.
Он вытер кровь с щеки жены. Дальше его движения были резкими, точными. Он отдернул руку. Отдернул руку так, словно она его обожгла, заставляя испытывать отвращение и боль к ней. А раз рука была отдернута, значит и сама жена была оттолкнута от него. Он был зол. Но скорее всего он был зол не на супругу, не на то, что произошло на совете, а на самого себя. Потому что он не может быть другим. Он зол на свое существование, зол на то, что не может спокойно обнять Афену, спокойно поговорить с ней и не причинять ей боль. И не важно то, что она это все скрывает за своей маской терпения. И не важно, что она будет все отрицать. Он знает, что причиняет ей боль, от которой она сама стремится отказаться, лишь бы не показать своей истинное лицо.
-В следующий раз останься, пока я не захочу, чтобы ты покинула "мероприятие".-он смог сдержать порыв, чтобы не ударить супругу. Он смог сдержать себя, чтобы не выплеснуть очередной порыв гнева наружу. Тонкие пальцы сжались в кулак, тем самым ногти начали впиваться в ладонь.
Кайус отошел от жены и направился к осколкам фарфора. Подобрав самый крупный с пола, он начал его рассматривать. Всматриваясь в каждую трещину, он чувствовал, как внутри рождается новая волна. И на этот раз он не стал её сдерживать, от чего осколок полетел в стену.
-Счастье. Оно слишком приторно, чтобы наслаждаться им вдоволь.

Обними её, прижми к себе, скажи нежные слова черт возьми. Сделай ты первый шаг к тому, что ты хочешь сам получить от этих отношений. Перестань быть каменным изваянием, которое поставили на улице исключительно для того, чтобы на него гадили пролетающие мимо пернатые твари. Сними ты это покрывало с клетки и выпусти зверя. Пускай он правит балом, пускай он решает, когда лучше что-либо проявлять...
Как же все таки легче заткнуть совесть и не обращать на неё внимание, чем соглашаться с ней и делать так, как она утверждает. Как же легче, когда любые твои действия отдаются гулким отголоском ложи и привратности. Ведь именно так он сможет защитить то, что уже давно не существует. А все, что есть открыто на показ, но никто этому не верит, потому что он не может быть таким, какой он есть на самом деле. Он не может искренне любить и оберегать то, что так сильно любит. Он не может обнять её и прижать к себе, потому что это будет ложью и желанием сдержать её порыв. И не важно, что внутри уже давно закончилась война, остались только очередные мелкие баталии, которые не так быстро утихают.
Он так же резко схватил её за локоть, как несколько минут назад отдернул от неё свою руку. Он так же резко отшвырнул её от двери к стене, как несколько минут назад разбивал фарфоровые тарелки. Теперь он смотрел на неё пустым взглядом, в котором было равнодушие к её словам и действиям. Быть может, ему это и было бы на руку, но здесь и не сейчас. Все, что было или будет связано с женой никогда не будет оставлять его полностью равнодушным. Будь он сейчас живым, будь он сейчас простым человеком, он бы мучился от сердечной боли, которое уже давно исцарапано болью, борьбой и ложью, на котором больше нет живого, свежего участко, до которого ещё не добралось что-либо. Он не стал задерживаться около двери. В этом теперь не было нужды. Он снова оскалился и теперь его клыки увеличились. Зверь хотел крови, зверь хотел охоты. Но он хотел мнимой охоты. Каждый шаг был мягким, плавным и осторожным. Подойдя к супруге он ударил её по лицу. И комнату заполнил запах крови. Кайус расцарпал ей щеку так, что тот мелкий порез от осколка был смешен с теми царапинами, которые он оставил от пощечины.
-Аро не твой муж. Тебя не должно волновать то, что нравится Аро, а что нет. Я твой муж и мне не нравится то, что ты уходишь с совета без меня. Потому что я хочу, чтобы ты была рядом. Чтобы я чувствовал эту незаметную никому поддержку... Скажи ей это. Скажи. Не скрывай все в своих границах дозволенного. Сотри их к чертовой матери... - он продолжал смотреть на жену, но теперь его взгляд был прикован к её щеке.-Тебе не известно, что мне будет на руку, а что нет.-новая волна злости накатила на него, от чего он схватил Афену за руку и снова швырнул. Но каждые его движения были пропитаны не только злостью и желанием что-либо уничтожить, в них томилась осторожность и волнение.-И ты никогда об этом не узнаешь, потому что тебе все равно. Все равно, что я хочу на самом деле. Все равно, что мне надо больше всего. Но при этом я буду всегда оставаться холодной сволочью, которой вдвойне наплевать на то, что хочешь ты.-последнее слово он сказал с такой резкостью, что даже пришлось тяжело выдохнуть. А ведь все потому, что он её очень сильно любит, но любые порывы открыться показать всем свою настоящую сущность приводит к тому, что он сам начинает слабеть и становится более уязвимым. А так. А так он может строить свои планы и при этом никто не сможет найти его слабое место, ведь ему все равно.

Он молчал. Он молчал внешне, но внутри все координально менялось. Внутри началась новая война, новая борьба за место в этом теле. Он продолжал смотреть стеклянными глазами на жену и следить за тем, как кровь стекает по её изящной коже. Её слова доносились до него гулким эхом, но в тоже время, они проникали внутрь и скользили глубже. Каждое новое слово, каждый новый порыв выплескиваемый Афеной доходил все ближе и ближе к клетке. Зверь заточенный в клетку набирал силы, набирал уверенность в каждом новом шаге, в каждом новом действии. Его мысль становились все громче и громче. Его желания становились все отчетливее. Оставалось только достигнуть той самой цели, которая когда-то казалось такой далекой и недосягаемой.
Нет, он не слушал её. Он её слышал. Он слышал каждое её слово. Слышал каждый вздох боли, которое издавало израненное сердце. Он истерзал не только её сердце, но и свое тоже. Своё он истерзал вдвойне, потому что грузил на него и всю ту боль, которую причинял жене и ту боль, которую получал за свою хладнокровность. Он жалок. Он перестал признавать свои чувства и перестал делиться ими с кем-либо ещё. Он на столько жалок, что ненавиден самому себе. Он так увлекся словами супруги, что даже не отошел в сторону, или хотя бы сделать небольшой уклон от того, чтобы она его не задела. Нет, он продолжил стоять на месте. Он продолжил смотреть стеклянными глазами теперь куда-то вперед. И даже разлетевшие куски портрета не заставили обратить на себя должного внимание. Когда томный звук разрываемого материала заполнил комнату, Кайус осознал все то, к чему он когда-то слепо стремился, является иллюзией его больной фантазии. И эта иллюзия разлетелась на мелкие кусочки, как только фрагменты партрета коснулись пола.
Эта жгучая боль в плече. Как только кровь пропитала тонкую ткань, его глаза ожили. Но они ожили только на доли секунды, пока Афена не произнесла последние слова. Ненависть. Именно ею он защищался от окружающих, чтобы казаться сильным и непокалебимым. Именно она питала его иллюзию и создавала для выбранной цели все более четкие очертания. И с каждым новым шагом он стремился утонуть в ней, лишь бы не показать свои слабости. Именно тогда, когда Афена полоснула клыками по плечу, покрывало слетело с клетки и теперь зверь пытался открыть дверь. Сорвать этот чертов замок и выбраться на свободу, чтобы добиться своей цели, которая основана на реальности.
Проснись... Очнись... Хватит быть тем, кем ты не являешься... Будь им только с теми, кого ты не любишь, кого ты не ценишь... Но покажи ей свою любовь... Покажи то, ради чего ты живешь все это время... Перестань быть каменным изваянием, о котором ничего толком никто не знает
Он продолжал оставаться самим собой. Он медленно повернулся к жене. На его губах играла такая ехидная, такая сумасшедшая ухмылка, которая предвещала злорадный смех. Но его не было. Он молчал. Его плечи не содрогались от скрытого смеха. Он сделал шаг назад, словно наровясь сдаться при первой же возможности. Словно он не собирался продолжать эту потасовку и хотел дать возможность Афене сделать задуманное, чтобы Аро свершил то, что она так яро высказала. Пускай будет суд. Пускай она мрет. Все это читалось в каждом его жесте, в каждом движении. Ещё несколько шагов назад. И каблук коснулся осколка фарфора. В этот момент комнату заполнил тонкий хруст, в котором было столько боли и сожаления. Но это ведь не про них. Ведь Афена подтвердила его слова. Ей все равно. А ему все равно вдвойне. И в такой жизни им не суждено быть вместе, иначе один умрет раньше времени.
Кайус не собирался отступать, поэтому последующие движения были резкими, быстрыми. Он за доли секунды оказался рядом с женой. Его пальцы сжимались на её шее и весь порыв, который был пущен в руку, прижимал с силой её к стене. Он продолжал смотреть на неё равнодушно, продолжал быть ублюдком, которому все равно, что он сделал с чужим сердцем и у кого какие карты. Он все равно выиграет и неважно на сколько сложно достанется победа.
-Ты слишком много говоришь. Твои слова не имеют никакого значения для меня.-он сжал сильнее пальцы на её шее, впиваясь ногтями в нежную кожу, которая была измазана кровью. Он снова оскалился.-Я могу и сам решить эту проблему. От чего тебе не придется беспокоить Аро по таким пустякам. Ведь, наши проблемы - это наши проблемы.-с каждым новым словом он все сильнее и сильнее сжимал пальцы на шее жены. По крайней мере ему так казалось. На самом деле он просто держал её шею так, как это было при первом порыве. Даже слегка ослабил хватку. Он потерял ощущение реальности. Все границы были смыты и его действия были на половину правдоподобны. Но они были и ощущение того, что все это происходит толкало его дальше.
Когда он собрался в очередной раз сжать пальцы на шее супруги, внутри что-то щелкнуло. Так глухо. Так близко. Так далеко. Но именно этот щелчок заставил ощутить реальность, ощутить с полна все то, что происходит вокруг. Именно сейчас он сжал пальцы действительно сильнее, но уже в страхе. Такой скрытый страх поражение пронзил всю его сущность, заставляя отступить, сдаться.

Он не хотел сдаваться, он не хотел проигрывать своим чувствам. Или же он хотел? Он запутался в самом себе. Запутался в том, что ему действительно хочется, а что является плодом больной фантазии. И каждый новый порыв заставлял тот расслаблять хватку на шее супруги, то наоборот сжимать пальцы ещё сильнее, впивая ногти глубже в кожу, тем самым пуская кровь. Он опять слышит слова жены. Он опять теряется в своей реальности. И только последнее слово заставляет его остановится и в последний раз расслабить хватку так, что рука скользит вниз и останавливается там, где должно гулко стучать сердце. Он как потерянный смотрит за движением руки. Он как забытый кем-то пытается найти дорогу туда, откуда он так давно бежит.
Хватит
Снова и снова это слово повторяется в его голове и с каждым новым порывом оно становится все более настойчивым и приобретает другой оттенок, не тот, с которым сказала Афенодора. Хватит мучить себя. Хватит мучить её. Хватит быть куклой. Хватит быть никем. Он медленно моргнул. Так же медленно поднял взгляд с руки на лицо супруги. И стал рассматривать его с новым интересом, словно видел его впервые, а до этого тщательно скрывал за плотным материалом, в тени которого все теряет очертание. Он не двигался. Он не ждал. Он просто пытался понять, что сейчас происходит. Почему он её больше не душит. Почему он больше не исполняет её желание и не лишает жизни, чтобы она лишилась всех страданий, которые пришлось пережить, пока была рядом. Он понимал, что смотрит на неё уже более живыми глазами, в которых можно прочитать все, что угодно. Но самое главное было то, что на свободу выбралось это многочисленное слово "прости".
Хватит. Больше ждать не будет. Больше скрывать от неё ничего не будет. Больше он это не сможет сделать. Потому что с него хватит. Кайус потянул жену на себя, после чего крепко обнял её. Обнял так, как это не делал никогда. Стараясь запомнить все это, заточить в другой клетке, чтобы вся это холодность и равнодушие были лишь для тех, кто ему не мил. А с ней. С ней он будет самим собой. По крайней мере, он будет стараться таким быть. Уткнулся носом в её волосы, вдыхая такой приятный и такой родной запах, который успел смешаться с запахом крови. Он не хотел её отпускать. Не хотел терять её. Не хотел оставаться один среди других. Его окружает большое количество вампиров, но среди нет ни одного, кому бы он смогу так относится, как относится к Афене. Он её любит. Он любит её искренне и предано. Но он боялся признаться, потому что боялся проиграть.
-Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходила. Я хочу всегда быть рядом с тобой и поддерживать тебя в любую минуту. Ты мне дорога и мне не нужен никто другой. Только ты.-он говорил тихо. Шептал каждое слово ей на ухо, не осознавая то, что все это он говорит в слух. Говорит так искренне и так открыто. Не боясь пораниться снова, не боясь упасть в бездну, из которой не сможет выбраться самостоятельно. -Лучше ненавидь меня, чем люби. Я вынесу, потому что буду знать то, что ты остаешься рядом.-он прижал её к себе сильнее, вдыхая запах все чаще и чаще. Но он так и не смог прошептать последнее слово, которое осталось в его голове, как отголосок прошлого.
Прости...

Щелчок и водоворот мыслей заполни его голову. Щелчок и он жадно закрыл глаза, стараясь скрыть все то, что творилось внутри. Нет, он еще не был готов к тому, чтобы вот так быстро отказываться от того, что так долго строил и защищал. Слишком все просто. Слишком все быстро и нет никакой возможности вернуть время назад, чтобы определиться в том, что его действительно так гложет. Каждое новое слово заставляет сжиматься грудную клетку все сильнее и сильнее. Каждое новое прикосновение заставляет появляться все новым и новым мыслям, которые никогда не имели чести появляться в его голове. Сейчас все смешалось. Слишком быстро смешалось и растворилось в повседневности. Он ведь хотел её задушить, чтобы она всегда была с ним и не досталась никому больше. Хотел её убить, чтобы Аро не посмел на неё поднять руку и вывести приговор, в котором он будет виноват.
Поцелуй. Нежность. Как он все таки соскучился по всему этому. Но он продолжал бояться проиграть. Это странное чувство заставляло тянуть. Заставляло отказываться от того, что так легко хотелось сделать. Слишком много всего за этот вечер он испытал и слишком быстро он это выплеснул. Надо было подождать. Надо было все взвесить. Надо было. Но мы никогда не делаем так, как надо было. Мы подчиняемся случаю и идем за ним, не думаю о том, что будет дальше. Плюя на все то, что так трепетно и нежно нас оберегает и окружает. Хотя сейчас все было наоборот. А значит и случая не будет. Он ответил на поцелуй супруги. Жадно, сладко и желанно. И опять нет возможности насладиться вдоволь тем, чем так хочется. Афена продолжает прикосновения, ласки. Прикосновение к шраму заставляют его слегка напрячься. Воспоминание такие свежие, словно они познакомились только вчера. Воспоминания имеют свойства быть такими свежими долгое время и не важно когда они произошли.
Пальцы скользнули по спине, прощупывая через тонкую ткань каждый позвонок. Губы коснулись "фарфоровой" кожи, которая была усыпана капельками крови. Жадно слизывая их, появляется новое ощущение. Ощущение такое новое, что вполне хорошо забытое старое. Несколько капелек слизаны и на губах появляется такая хищная, жадная улыбка. Резким, но вполне легким движением, он расстегнул молнию на платье. Пока ткань скользила вниз, он провел губами по ключице, вдыхая холодный запах кожи, который дурманил намного сильнее, чем вкус крови во рту. Слегка укусил кожу, заставив тем самым проступить кровь. Но он не стал её слизывать. Он не хотел пить. Он не хотел вспоминать на сколько сладка кровь жены. Он провел пальцами по ключице, размазывая кровь. После чего облизнул палец и довольно улыбнувшись, прильнул жадным поцелуем к губам Афены. Продолжая поцелуй, он помог снять с себя все верхнюю одежду. Снова резко прижал её к стене. Но в этом рывке не было той жестокости, которая была пару минут назад. Отстранившись от губ на доли секунды, он тихо прошептал:
-Я соскучился.

Нет. Он не соскучился. Он забыл. Забыл все эти ощущения. Забыл все эти прикосновения. Все это потонуло в его самосознании, когда он снова и снова пытался вести себя хладнокровно рядом со своей супругой. Забыл что значит любить кого-то всем телом, всей душой. Будь у него сейчас живое сердце, он смог бы ощутить снова и снова всю ту боль, которая давно уже растерзала этот клубок мышц. Но не чувствовал. Поэтому и забыл. И лишь спасаясь этой фразой. Словно она была его спасательным кругом. Он пытался вспомнить те моменты, когда ему было на самом деле приятно только от одной мысли, что Афена находится рядом, что она принадлежит ему, а не кому-то другому. Именно эти слова заставляют его затыкать зверя, который хотел жалкой расправы. Расправы, которая уже не имела никакого основания. Потому что их проблемы - это их проблемы. И никто не должен вмешиваться. Они сами их "породили" - они сами их и "убьют".
Хотелось дарить ласки всегда. Хотелось всегда оставаться рядом. Хотелось всегда быть чутким, отзывчивым и понимающим рядом с ней. Он ведь будет. Он постарается быть таковым. Хотя бы в те моменты, когда они будут одни, когда рядом не будет никого, кто смог бы вернуть все на "свои" места. Нет. У таких вещей нет своих мест. Их нужно всегда "передвигать". Их нужно всегда менять, чтобы получить в конце именно то, что задумывалось изначально.
Поцелуи продолжались. Он целовал её так, словно не видел целую вечность. И только сегодня, именно в эту ночь, им выпал шанс увидеться. А потом. Потом им снова придется расстаться, потому что обыденность дней заставит действовать по плану других вампиров, которым не будет интересна подробность личной жизни кого-либо из "собратьев". Подушечки палец скользнули по нежной кожи ног, когда Афена обхватила его вокруг бедер. Кайус приобнял её, тем самым прижимая к себе и не отрываясь от сладких и таких нежных губ, понес к кровати. Осколки хрустели, но уже не ломались. Они были слишком маленькие, чтобы разбиться ещё сильнее. Так и с их жизнями. Их могут ломать долго, но уничтожить не сможет никто, кроме их самих. И только в одном месте прозвучал глухой треск. Все таки нашелся один осколок, который ещё можно было растоптать и привести в более жалкое состояние. В очередной раз Кай не обратил на все это никакого внимание. Он полностью отдался Афене. Он больше не хотел забывать, чтобы потом не мучить себя пустыми воспоминаниями, которые ничего не дадут.
Вампир осторожно опустил жену на кровать. Не хотелось от неё отрываться. Не хотелось терять драгоценное время. Но он все таки отстранился. Лишь для того, чтобы насладиться видом, которое предоставляло тело супруги. Оно было идеальным. Оно было нежным и упругим, от чего появлялось желание проткнуть его, чтобы ощутить это странное чувство. Чувство, которое появляется, когда слышишь как рвутся клетки кожи пропуская внутрь что-либо острое, взамен выпуская наружу густую алую жидкость, которую так и хочется опробовать на вкус. Мужчина коснулся пальцами живота и медленно начал вести вверх к шее. С каждым новым пройденным сантиметром желание усиливалось. Но он терпел, потому что не хотел портить этот вид, который предстал ему.
-Ты прекрасна, дорогая.-он наклонился и провел острым кончиком языка по коже от солнечного сплетения вверх до ключице. Этот приторный вкус дурманил сильнее свежей крови. Этот приторный запах заставлял вдыхать его сильнее и сильнее, поглощая каждой клеткой тела.